Операция «Переезд»
11 марта 1918 года секретарь ЦК большевиков Елена Стасова направила в партийные комитеты циркулярное письмо, в котором говорилось: «Уважаемые товарищи, Центральный комитет Российской коммунистической партии (большевиков) уведомляет, что он переместился в Москву. Точного адреса мы Вам ещё не можем сообщить, а потому просим обращаться непосредственно по адресу Центрального Исполнительного Комитета Советов, также переехавшего в Москву. Вероятно, Центральный Исполнительный Комитет будет помещаться в Кремле».
Письмо стало одним из первых официальных документов о переезде высших органов советской власти и партии большевиков из Петрограда в Москву. Но за этим «перемещением», как деликатно выразилась Стасова, фактически стояла успешно проведённая тайная операция.
«Мелкая животная трусость»
26 февраля 1918 года Совнарком обсуждал вопрос «Об эвакуации правительства» и принял краткое постановление: «1) а) Выбрать местом для эвакуации Москву. б) Эвакуировать каждому ведомству только минимальное количество центрального административного аппарата, не более 2−3 десятков с семьями». Официально решение о смене столицы мотивировалось резким ухудшением стратегической обстановки под Петроградом в связи с немецким наступлением. Однако все эти «стратегические соображения» предназначались лишь для придания большей убедительности уже принятому большевистским руководством решению о переезде правительства.
Более существенным мог оказаться не внешний фактор, а внутренние причины. Резкое ухудшение экономического положения жителей Петрограда привело к росту антибольшевистских настроений не только среди «бывших» и значительной части рядовых обывателей, но даже в рабочей среде. Распространявшиеся в те дни слухи заставляли усомниться в прочности советской власти и вызывали у значительной части населения панику. В Петрограде ожидали восстания корниловцев и бегства правительства Ленина, рабочие требовали выдачи жалованья за месяц и более вперёд либо расчёта и бежали из города. Председатель Центральной коллегии по эвакуации и разгрузке Петрограда большевик Александр Шляпников сетовал: «Что происходит теперь на некоторых заводах и фабриках Петрограда нельзя назвать иначе как мелкой животной трусостью».
Кроме того, город буквально наводнили многочисленные беженцы, толпы вооружённых дезертиров с фронта и банды уголовников, которых в Петрограде насчитывалось не меньше сорока тысяч. Вся эта неуправляемая масса представляла такую гремучую смесь, от которой большевистским лидерам хотелось бы оказаться как можно дальше. Москва же представлялась местом, где обстановка была гораздо спокойнее, а социальное и продовольственное положение значительно лучше.
Хотя управляющий делами СНК Владимир Бонч-Бруевич и писал, что целесообразность переезда правительства в Москву «была совершенно ясна для каждого, и, конечно, все согласились с мнением Владимира Ильича», на деле далеко не все большевистские вожди с лёгким сердцем приняли идею перемены столицы. Лев Троцкий позднее вспоминал: «Против переезда была большая, почти всеобщая оппозиция. Её возглавлял Зиновьев, выбранный к этому времени председателем Петроградского Совета… Большинство боялось, главным образом, дурного впечатления на петербургских рабочих. Враги пускали слух, что мы обязались сдать Петроград Вильгельму. Мы считали с Лениным, наоборот, что переезд правительства в Москву является страховкой не только правительства, но и самого Петрограда. Искушение захватить одним коротким ударом революционную столицу вместе с правительством и для Германии, и для Антанты не могло не быть очень велико. Совсем другое дело — захватить голодный Петроград без правительства. В конце концов, сопротивление было сломлено, большинство Центрального Комитета высказалось за переезд, и… правительство выехало в Москву».
Тайное становится явным
Для обеспечения безопасности переезда власти разработали целую систему тайных операций и дезинформации. На следующий день после решения в Совнаркоме вопроса о переезде в Москву на расширенном заседании ВЦИК было принято постановление о публикации в печати специального сообщения, которое 1 марта появилось в газетах: «Все слухи об эвакуации из Петрограда СНК и ЦИК совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготовляют самую энергичную оборону Петрограда». «Красная газета» 1 марта вместе с публикацией этого заявления поместила на первой полосе передовую статью «Не верьте провокационным слухам!» В ней подчёркивалось: «Никто из народных комиссаров, ни один из видных деятелей правительства… никуда не уезжал и уезжать не собирается. Никакие правительственные учреждения не вывозятся (не эвакуируются)».
Но как говорится, шила в мешке не утаишь. Скрытно переправить такое количество советских чиновников оказалось просто невозможно. Для организации скорейшей эвакуации было даже принято решение о прекращении пассажирского железнодорожного сообщения между Петроградом и Москвой. «Красная газета» внезапно признала, что правительство действительно переезжает. 6 марта 1918 года в скромной рубрике «Разгрузка Петрограда» была помещена заметка «Эвакуация Комиссариата путей сообщения», где говорилось, что «решён окончательно (!) вопрос об эвакуации ведомства… Первый эшелон отправляется сегодня в 12 час. ночи в Москву». Затем сообщения об эвакуации органов власти посыпались как горох: 8 марта появилось сообщение «Переезд комиссариата юстиции в Москву», 9 марта — «Отъезд части комиссариата просвещения», «Отъезд комиссии Дзержинского», в котором указывалось даже точное время эвакуации ВЧК — 12 часов дня 9 марта. В тот же день заметка известила шокированных петроградцев и об «Эвакуации советских газет» (о переезде в Москву редакций «Правды» и «Известий ВЦИК»).
Между тем обстановка в городе продолжала накаляться. Отражением этого стал и своеобразный ультиматум части железнодорожников, предъявленный большевистскому руководству Николаевской дороги. Вот что пишет об этом председатель Исполкома дороги Пётр Осипов, воспоминания которого хранятся в фондах ЦГА СПб: «…однажды ко мне в кабинет явились 4 стрелочника ст. Петроград-Пассажирский; держа себя до крайности вызывающе, они заявили, что хотят «получить» от Исполнительного комитета хотя бы десяток тысяч рублей из тех 18 миллионов рублей, данных комитету «Смольным» из сумм, полученных немцами (вероятно, правильно — полученных от немцев. — А. К.) за продажу Петрограда. Эта «делегация» обещала оказать всякое содействие при «эвакуации» Смольного в случае, если комитет поделится и одновременно угрожала «свалить» поезд, если они не получат денег». Комитетчикам пришлось арестовать этих посланцев, а затем немедленно созвать общее собрание рабочих и служащих станции, чтобы попытаться как-то разрядить ситуацию.
Хаотичная эвакуация
9 марта 1918 года президиум Чрезвычайной комиссии по разгрузке Петрограда под председательством секретаря СНК Николая Горбунова постановил: «Просить коллегию по разгрузке и эвакуации Петрограда войти в Совет народных комиссаров с ходатайством об издании декретов: 1) О переносе столицы в Москву. 2) О переводе заводов, фабрик и промышленных предприятий на Урал, Волгу и Дон». На этом же заседании комиссия, стремясь как-то развести потоки «эвакуируемых», приняла решение: «Внести в коллегию вопрос об отводе для пассажирского движения (отправке лиц, отъезжающих не вместе с учреждениями) одного вокзала (Царскосельского), а для поездов с эвакуируемыми учреждениями и предприятиями — другого (Николаевского)».
Однако это решение безнадёжно запоздало, так как эвакуация к тому моменту уже шла полным ходом. Больше того, её плохая организация добавляла хаоса. Некто Г. Лебедев, заведующий отделом эвакуации учреждений и ценностей Центральной коллегии по разгрузке Петрограда, констатировал: «Необходимо отметить одно обстоятельство, вредно отражающееся на работе отдела: отсутствие ясного и определённого плана эвакуации у тех ведомств, которые эвакуируются. В настоящее время в отдел поступают самые разнородные требования на вагоны и места в них для эвакуируемых учреждений и лиц, притом весьма часто эти требования подкрепляются личными, телеграфными, письменными или устными заявлениями народных комиссаров или лиц, являющихся от имени народных комиссаров, поэтому отдел бывает завален выполнением нарядов, не входящих прямым образом в компетенцию отдела». В докладе рекомендовалось «эвакуировать все ведомства сразу или в более строгой постепенности, а не скачками, как это происходит теперь».
А пока воинские платформы Николаевского вокзала были ежедневно под завязку забиты погрузкой и отправлением эшелонов различных наркоматов и других ведомств.
Но конечно, главная интрига всей эвакуации состояла в том, когда Петроград покинет Совнарком во главе с Лениным. Согласно секретному плану поездки, тщательно разработанному лично Владимиром Бонч-Бруевичем, предполагалось, что высшие органы советской власти — Совнарком и ВЦИК — и центральные комитеты большевистской и левоэсеровской партий покинут Петроград под покровом ночи с 10 на 11 марта.
Если с политическим решением всё было ясно, то техническая сторона переезда правительства вызывала серьёзное беспокойство. С самого начала стало понятно, что в сложившейся обстановке отправлять правительственный поезд непосредственно с Николаевского вокзала нельзя. Ещё в протоколе заседания Чрезвычайной комиссии по разгрузке Петрограда от 24 февраля было зафиксировано весьма показательное внеочередное сообщение: «1) Что Комиссия по охране железных дорог под председательством В. И. Невского, ходатайствующая о 5 000 000 р. для организации железнодорожной охраны, денег ещё не получила, в связи с чем охрана дороги ещё не организована. 2) Что приблизительно с 22 февраля нов. ст. начался наплыв отъезжающих из Петрограда на Николаевском вокзале. Представители Главного дорожного комитета Николаевской ж. д. обратились к В. И. Невскому с просьбой дать сильную охрану для удержания толпы; В. И. Невский обращался в Чрезвычайную комиссию по охране (под председательством товарища Бонч-Бруевича), причём товарищ Сталин категорически обещал дать охрану и пулемёты, на основании чего была прекращена продажа билетов; тем не менее, члены Главного дорожного комитета, обращавшиеся за охраной в указанные им места, достаточной охраны не получили и были вынуждены своими силами с оружием в руках охранять билетные кассы».
Если верить воспоминаниям Осипова, то рано утром 27 февраля его вызвал заместитель наркома путей сообщения Владимир Невский и приказал «подготовить три состава классных вагонов для эвакуации ВЦИК, СНК и прочих правительственных органов. Все эти составы должны были… находиться в укромном месте, где бы они не возбуждали внимание лиц, которых следовало опасаться». В обстановке, когда любой прибывавший в Петроградский железнодорожный узел состав буквально брался штурмом толпой озверевших солдат, а в каждый вагон набивалось до 500 вооружённых людей, задача тайно сформировать три состава представлялась почти невыполнимой. Однако её всё же удалось разрешить в достаточно короткие сроки: «Один прибывший из Москвы поезд был без захода на Петроград-пассажирский целиком передан на Портовую ветвь, один состав был сформирован на ст. Обухово, а третий передан с Северо-Западной железной дороги… Все три состава были поставлены на ст. Новый Порт».
Подавать паровозы или не подавать?
С точки зрения конспирации это было удачно, однако вскоре выяснилось, что эта тупиковая грузовая станция, находившаяся на Гутуевском острове, слишком плохо связана со Смольным. Поэтому Осипов, согласно его воспоминаниям, предложил использовать для отправки правительственных эшелонов грузовую станцию Бычья платформа — «глухое и незаметное место на Обводном канале» (не существующая ныне станция находилась на Обводном канале, 110. — А. К.). Но в итоге она, по-видимому, также показалась Бонч-Бруевичу не слишком надёжной, возможно, из-за своей близости к достаточно многолюдному Забалканскому (Московскому) проспекту, и выбрана была другая, более отдалённая станция — Цветочная площадка за Московской заставой. Она относилась к так называемой окружной линии Николаевской дороги, одна из ветвей которой ведёт от неё как раз на станцию Новый Порт.
В особо секретной обстановке здесь готовился специальный литерный поезд № 4001, в котором должны были выехать Ленин, Крупская, сестра Ленина Мария Ульянова, наркомы, члены их семей и некоторые сотрудники Совнаркома. В начале марта был подготовлен специальный «Список лиц и отделов, подлежащих эвакуации». Под № 1 в нём значился Ленин, под № 2 — Бонч-Бруевич, под № 4 — Сталин, под № 6 — Троцкий. Каждый из отъезжавших в литерном поезде получил поздно вечером 9 марта 1918 года в запечатанном конверте секретное предписание за подписью Бонч-Бруевича. В нём, в частности, говорилось: «Отъезд в Москву состоится 10-го марта с. г. в воскресенье ровно в 10 часов вечера с Цветочной площадки».
Кроме этого «секретного» поезда на Николаевском вокзале открыто готовились к отравлению ещё два специальных эшелона с делегатами Съезда Советов, имуществом наркоматов и сотрудников аппарата. В целях безопасности основной литерный поезд должен был следовать между ними. Последним элементом операции прикрытия переезда правительства стала публикация 10 марта в газете «Известия» в рубрике «Из Смольного» небольшой заметки, где говорилось: «Настоящим объявляется, что СНК предполагает выехать в Москву в понедельник 11 марта, вечером».
С отъездом правительства действительно надо было спешить. Обстановка в Петрограде продолжала накаляться, город переполняли различные слухи, обыватели ждали то ли восстания корниловцев, то ли вступления в столицу немецких войск. Показательным в этом отношении является письмо, поступившее коменданту Смольного из Комитета революционной обороны Петрограда: «Объявляю Вам и предлагаю объявить всем караулам, что сегодня, 10 марта, к 3 часам к Смольному институту придут наши броневики, почему предписывается не принимать эти броневики за белогвардейские и германские и не производить по ним стрельбу. Секретарь Комитета революционной обороны Петрограда С. Гусев».
Однако уже в самый канун отъезда пришлось снова столкнуться с саботажем, теперь уже со стороны машинистов, явно не горевших желанием везти в Москву большевистских вождей. Осипов вспоминал: «…я снова позвонил в депо, к телефону подошёл сторож. На моё предложение пригласить к телефону дежурного по депо, сторож ответил, что в депо происходит собрание и дежурный подойти к телефону не может. После моей ругани и угроз, нарядчик всё же подошёл к телефону… На мой вопрос: «Когда вышли два паровоза?» — нарядчик робко сообщил, что «паровозы ещё не выходили, т. к. машинисты голосуют: подавать паровозы или не подавать»». Пришлось Осипову самому отправиться в депо и «уговорами и угрозами» добиться того, чтобы вышли один за другим три паровоза. А чтобы окончательно гарантировать лояльность машинистов, возле каждого из них был поставлен вооружённый рабочий.
Временная столица
Как и намечалось, ровно в 22 часа 10 марта правительственный состав с погашенными огнями под охраной отряда латышских стрелков отошёл от станции Цветочная площадка. Спустя почти сутки Ленин и члены Совнаркома прибыли в Москву. Любопытно, что из-за сильной задержки в пути никакой официальной встречи главы правительства на вокзале не было, но, как пишет Бонч-Бруевич, «автомобили всё-таки были высланы по нашей условной телеграмме…».
16 марта 1918 года в речи на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов Григорий Зиновьев заявил: «Мы глубоко убеждены, что перенесение столицы в Москву будет только кратковременным. Мы убеждены, что те тяжёлые условия, в которые поставлена революция, долго продолжаться не будут и что отряды международного пролетариата, которые вовремя не поспели на помощь, всё же придут, чтобы спасти нашу социалистическую революцию…» После речи Зиновьева съезд принял постановление «О переносе столицы из Петрограда в Москву», где говорилось: «В условиях того кризиса, который переживает русская революция в данный момент, положение Петрограда как столицы резко изменилось. Ввиду этого съезд постановляет, что впредь до изменения указанных условий столица Российской Социалистической Федеративной Советской Республики временно переносится из Петрограда в Москву».
Однако, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное…
Автор — кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры РФ