"Система организованной безнаказанности": исчезновения людей в Чечне
За девять месяцев этого года – с января по сентябрь – в базе пропавших без вести в Чечне числились 1615 человек. Это половина всех разыскиваемых людей на Северном Кавказе. В чем причины столь высокого числа пропавших в Чечне, как это связано с внесудебными расправами, домашним насилием и двумя войнами в республике – в материале сайта Кавказ.Реалии.
По числу пропавших без вести Чечня занимает третье место среди всех российских регионов (статистические данные ведомств включают в том числе аннексированный Крым и Севастополь. – Прим.). Для сравнения: в Москве и области – крупнейших агломерациях страны – пропавшими считают 1785 и 1698 человек соответственно. Всего в России в розыске находятся 34 тысячи человек.
В целом по Северному Кавказу статистика по пропавшим без вести и находящимся в розыске выглядит таким образом:
Чечня – 1615 человек
Ставропольский край – 506 человек
Дагестан – 304 человека
Северная Осетия – 257 человек
Кабардино-Балкария – 173 человек
Карачаево-Черкесия – 158 человек
Ингушетия – 122 человека
С января по сентябрь в Чечне стало на 13 разыскиваемых больше, чем было в прошлом году и на 17 человек больше, чем два года назад, следует из данных МВД России, которые собирают на основе информации от региональных управлений.
При этом за год в регионе находят порядка 20–30 исчезнувших, писало госагентство "РИА Новости" со ссылкой на открытые данные. От общего числа находящихся в розыске это порядка полутора-двух процентов.
Десять лет назад пропавших в Чечне насчитывалось 1587 человек – показатель, если смотреть на временную шкалу, почти не меняется примерно с 2011 года, пишет в своем телеграм-канале глава "Команды против пыток" Сергей Бабинец: "То есть за последние тринадцать лет в Чеченской республике стабильно не могут отыскать больше полутора тысяч человек. В отличие от других регионов, где показатели снижаются и людей находят, в Чечне этого не происходит".
"Почему так мало?"
Речь идет не об одномоментно исчезнувших людях, а о безвестно отсутствующих с определенного периода, то есть находящихся в розыске, пока не истечет срок давности, объясняет председатель совета правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов: "Если в первом случае возникает вопрос, почему так много, как полторы тысячи человек могли исчезнуть в Чечне, то во втором случае возникает другой вопрос: а почему так мало?"
Значительную разницу между показателями Чечни и других регионов правозащитник называет эхом войны, указывая при этом, что данные могут быть занижены: "Если считать исчезнувших и до сих пор не найденных в первую и вторую чеченские войны, то тут надо суммировать по первой войне от двух до трех тысяч, по второй войне – от трех до пяти тысяч человек. Большую часть исчезнувших во время второй войны так и не нашли".
Когда человек бесследно исчезает, как правило, возбуждается уголовное дело об убийстве, срок давности расследования по этой особо тяжкой статье – до 15 лет. Поэтому Черкасов называет цифру в 1615 человек "сугубо бюрократической": "Мы имеем дело не с реальными показателями, а с особенностями бюрократии. Если человек безвестно отсутствует долгое время, его можно признать умершим. В таком случае уголовные дела уже не просто приостанавливают, а прекращают, и человек из этого списка пропадает".
В случае, когда исчезновения связаны с преступлениями федералов во время войны, действует "система организованной безнаказанности", продолжает правозащитник: "Если можно прекратить дело, его прекращают. Это делается, чтобы уменьшить ведомственную статистику, поскольку число нераскрытых дел об исчезновениях – это не самый приятный показатель для региона".
"Преступления против человечности"
Александр Черкасов вспоминает дело об исчезновении Русланбека Алихаджиева – брата спикера чеченского парламента Руслана Алихаджиева. В 2005 году российские военные задержали его на блокпосту возле села Мескерт-Юрт – с тех пор о нем было никаких сведений, он числился пропавшим без вести.
Тело Русланбека случайным образом оказалось в лаборатории в Ростове-на-Дону, говорит правозащитник: "Видно было, что тело просто где-то выкинули, а потом останки были взяты для исследования в Ростове. В этом случае повезло: там же искали солдатиков. Какие-то останки можно опознать по особым приметам. Но никакой системной работы в этом отношении не было. Так что говорить о том, что нашли тела и поэтому эти люди числятся теперь не пропавшими без вести, а погибшими, не приходится. Точнее, это, видимо, задача будущего".
За все время в Европейском суде по правам человека было рассмотрено более трехсот дел по насильственным исчезновениям в Чечне – большая часть из них приходится на период двух войн. Только в группу дел "Хашиев и Акаева против России" входят дела о насильственном исчезновении 668 человек с 1999 по 2017 год – все они числятся пропавшими без вести.
"Эти решения доказывают, что исчезновения были распространенной и систематической практикой. В соответствии с Конвенцией о насильственных исчезновениях 2006 года это является преступлением против человечности и не имеет срока давности. Уловки с прекращением дела, с сокращением списка исчезнувших в конечном счете силы не имеют", – заключает Черкасов.
21 октября юристы правозащитного центра "Мемориал" направили представление в Комитет министров Совета Европы, указав, что рекомендации ЕСПЧ и Комитета министров по расследованию и профилактике насильственных исчезновений на Северном Кавказе не исполняются в России и регулярно происходят новые подобные случаи.
Схема исчезновений
Новости о похищениях жителей Чечни, к которым причастны силовики, поступают из республики до сих пор. Так, в октябре находящиеся за пределами России авторы чеченского оппозиционного телеграм-канала NIYSO заявили о похищении трех жителей села Новые Атаги в Шалинском районе республики. В этом же месяце им стало известно и о похищении пяти человек в аэропорту Грозного – тогда оппозиционные активисты связали это с нападением на силовиков в Гудермесе. О последовавших за этим рейдах также писал чеченский оппозиционный телеграм-канал 1ADAT.
Одной из самых заметных историй бесследного исчезновения в Чечне стало дело Салмана Тепсуркаева – бывшего модератора чата канала 1ADAT. Он пропал 6 сентября 2020 года в Геленджике: его увезли люди, которые представились сотрудниками МВД. Позднее в чеченских пабликах было опубликовано видео, на котором Тепсуркаев ругает себя и садится на бутылку. Последний раз его телефон геолоцировали на территории полка патрульно-постовой службы полиции имени Ахмата Кадырова.
Случаи, когда очередного жителя Чечни увезли в неизвестном направлении вооруженные люди без опознавательных знаков, происходят каждый год, пишет в своем телеграм-канале глава "Команды против пыток" Сергей Бабинец: "Чаще всего схема насильственного исчезновения выглядит так: человека задерживают у себя дома, либо приглашают неформально прийти побеседовать в полицию, останавливают на улице, после этого человек пропадает. Власти потом либо отрицают причастность к исчезновению, либо сообщают, что после беседы человека отпустили, а куда он после этого ушел, полиция не знает".
Число пропавших без вести в республике называют чудовищным администраторы оппозиционного телеграм-канала NIYSO.
"Это может быть связано либо с тем, что в Чечне действуют вооруженные банды похитителей людей, как в Мексике, против которых бессильны силовые структуры, либо с тем, что сами российские сотрудники занимаются похищениями людей. С учетом того, что в республике огромное количество силовиков и есть официальный статус "самого безопасного региона", остается лишь второй вариант", – заявил представитель движения на условиях анонимности.
В движении вспоминают дело местного жителя Мансура Умарова, который, по данным NIYSO, был похищен со своего рабочего места, а затем оказался в одном из РОВД Грозного: "Затем родственникам объявили, что он сбежал, но в розыск его не подали. Видимо, сами же помогли ему сбежать. Ну или просто убили, поэтому он теперь, как и многие другие, числится "пропавшим без вести".
По делам без вести пропавших чеченские следователи чаще всего возбуждают уголовные дела по статье 105 Уголовного кодекса – убийство, пишет Бабинец.
"Убедить следствие в том, что к делу причастны силовики, удается крайне редко, поэтому используется эта универсальная статья. Расследования подобных дел далеко не самая любимая категория у следователей в Чечне. Они, соблюдая формальный подход в расследовании, зачастую просто не могут допросить подозреваемых, либо не прикладывают к этому явных усилий", – говорит правозащитник.
Срок давности по уголовным делам, возбужденным по этой статье, составляет пятнадцать лет – если в статистике пропавших таких дел большинство, то в ближайшие пару лет мы увидим снижение показателей в Чечне из-за прекращения прошлых дел, добавил он.
"Если человек жив, найдут его быстро"
В числе без вести пропавших оказываются не только те, кто действительно потерялся, столкнулся с произволом силовиков или числится в этих реестрах со времен второй войны в Чечне, но также жертвы домашнего насилия.
На данный момент в списке, опубликованном на сайте Следкома, можно обнаружить имя, например, Седы Сулеймановой – уроженки Чечни, которая пыталась спастись от давления семьи и попытки насильно выдать ее замуж. В августе 2023 года чеченские силовики по заявлению ее родственников похитили Седу в Санкт-Петербурге и вывезли в Грозный. Только спустя полгода после ее исчезновения было возбуждено уголовное дело об убийстве – потерпевшей по нему признана мать девушки. При этом с заявлением в органы она не обращалась, указывали в кризисной группе "СК SOS".
5 февраля родственники Седы сообщили, что она якобы второй раз ушла из дома. Однако на следующий день сотрудники "СК SOS" звонили двум ее родственникам, которые убеждали правозащитников, что она находится рядом с ними, но отказались дать Седе трубку. 7 февраля в "СК SOS" со ссылкой на свои источники сообщили о возможном убийстве Сулеймановой.
В карточке розыска написано, что якобы в феврале Седа вышла из дома в Грозном и не вернулась. При этом изначально никто не объявлял ее в розыск как пропавшую, когда она ушла из дома в первый раз и уехала в Санкт-Петербург, комментирует координаторка кризисной группы "Марем", помогающей жертвам домашнего насилия, Екатерина Нерозникова.
"Тогда родственники знали, что она просто сбежала. А вот когда ее похитили, привезли в Грозный, прошло полгода – и родственники заявляют, что она пропала без вести. Понятно, что в реальности ее никто там не ищет: если человек жив и, например, выходит на улицу, скорее всего, найдут достаточно быстро", – говорит Нерозникова.
Здесь есть и обратная ситуация: иногда женщин, пытающихся спастись от домашнего насилия, родственники специально объявляют в розыск, чтобы насильно их вернуть домой. Это первое, что будет делать родственник, если женщина сбежала из дома, уверена представительница кризисной группы "Марем".
"У нас, например, цели нет скрывать от родственника, что его сестра, дочь, жена сбежала из дома. Наоборот, девушки, которые сбегают, как правило, обращаются в полицию и просят не объявлять их в розыск. Либо если они уже объявлены, то просят их с этого розыска снять, потому что они не пропали без вести, а ушли сознательно и не хотят информировать своих родственников о том месте, где они сейчас живут", – объяснила Нерозникова.
Международная правозащитная организация Amnesty International в апреле также направила в Управление Верховного комиссара ООН по правам человека представление о ситуации с правами человека в России. В нем отмечается "критическое" ухудшение положения за последние пять лет, выразившееся, помимо прочего, в "росте числа политически мотивированных преследований, принятии все более репрессивного законодательства, почти тотальной безнаказанности за нарушения прав человека". В частности, приведены примеры нарушений прав человека в Чечне.
Правозащитники подчеркивают, что "критиков местных властей в Чечне произвольно арестовывают и подвергают насильственным исчезновениям на фоне царящей в регионе безнаказанности". Это утверждение подтверждают примеры Салмана Тепсуркаева, модератора чата оппозиционного телеграм-канала 1ADAT, которого кадыровцы похитили, подвергали пыткам и, предположительно, убили, и Заремы Мусаевой, матери правозащитника Абубакара Янгулбаева, похищенной кадыровцами в Нижнем Новгороде и обвиненной в нападении на полицейского.
По числу пропавших без вести Чечня занимает третье место среди всех российских регионов (статистические данные ведомств включают в том числе аннексированный Крым и Севастополь. – Прим.). Для сравнения: в Москве и области – крупнейших агломерациях страны – пропавшими считают 1785 и 1698 человек соответственно. Всего в России в розыске находятся 34 тысячи человек.
В целом по Северному Кавказу статистика по пропавшим без вести и находящимся в розыске выглядит таким образом:
Чечня – 1615 человек
Ставропольский край – 506 человек
Дагестан – 304 человека
Северная Осетия – 257 человек
Кабардино-Балкария – 173 человек
Карачаево-Черкесия – 158 человек
Ингушетия – 122 человека
С января по сентябрь в Чечне стало на 13 разыскиваемых больше, чем было в прошлом году и на 17 человек больше, чем два года назад, следует из данных МВД России, которые собирают на основе информации от региональных управлений.
При этом за год в регионе находят порядка 20–30 исчезнувших, писало госагентство "РИА Новости" со ссылкой на открытые данные. От общего числа находящихся в розыске это порядка полутора-двух процентов.
Десять лет назад пропавших в Чечне насчитывалось 1587 человек – показатель, если смотреть на временную шкалу, почти не меняется примерно с 2011 года, пишет в своем телеграм-канале глава "Команды против пыток" Сергей Бабинец: "То есть за последние тринадцать лет в Чеченской республике стабильно не могут отыскать больше полутора тысяч человек. В отличие от других регионов, где показатели снижаются и людей находят, в Чечне этого не происходит".
"Почему так мало?"
Речь идет не об одномоментно исчезнувших людях, а о безвестно отсутствующих с определенного периода, то есть находящихся в розыске, пока не истечет срок давности, объясняет председатель совета правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов: "Если в первом случае возникает вопрос, почему так много, как полторы тысячи человек могли исчезнуть в Чечне, то во втором случае возникает другой вопрос: а почему так мало?"
Значительную разницу между показателями Чечни и других регионов правозащитник называет эхом войны, указывая при этом, что данные могут быть занижены: "Если считать исчезнувших и до сих пор не найденных в первую и вторую чеченские войны, то тут надо суммировать по первой войне от двух до трех тысяч, по второй войне – от трех до пяти тысяч человек. Большую часть исчезнувших во время второй войны так и не нашли".
Когда человек бесследно исчезает, как правило, возбуждается уголовное дело об убийстве, срок давности расследования по этой особо тяжкой статье – до 15 лет. Поэтому Черкасов называет цифру в 1615 человек "сугубо бюрократической": "Мы имеем дело не с реальными показателями, а с особенностями бюрократии. Если человек безвестно отсутствует долгое время, его можно признать умершим. В таком случае уголовные дела уже не просто приостанавливают, а прекращают, и человек из этого списка пропадает".
В случае, когда исчезновения связаны с преступлениями федералов во время войны, действует "система организованной безнаказанности", продолжает правозащитник: "Если можно прекратить дело, его прекращают. Это делается, чтобы уменьшить ведомственную статистику, поскольку число нераскрытых дел об исчезновениях – это не самый приятный показатель для региона".
"Преступления против человечности"
Александр Черкасов вспоминает дело об исчезновении Русланбека Алихаджиева – брата спикера чеченского парламента Руслана Алихаджиева. В 2005 году российские военные задержали его на блокпосту возле села Мескерт-Юрт – с тех пор о нем было никаких сведений, он числился пропавшим без вести.
Тело Русланбека случайным образом оказалось в лаборатории в Ростове-на-Дону, говорит правозащитник: "Видно было, что тело просто где-то выкинули, а потом останки были взяты для исследования в Ростове. В этом случае повезло: там же искали солдатиков. Какие-то останки можно опознать по особым приметам. Но никакой системной работы в этом отношении не было. Так что говорить о том, что нашли тела и поэтому эти люди числятся теперь не пропавшими без вести, а погибшими, не приходится. Точнее, это, видимо, задача будущего".
За все время в Европейском суде по правам человека было рассмотрено более трехсот дел по насильственным исчезновениям в Чечне – большая часть из них приходится на период двух войн. Только в группу дел "Хашиев и Акаева против России" входят дела о насильственном исчезновении 668 человек с 1999 по 2017 год – все они числятся пропавшими без вести.
"Эти решения доказывают, что исчезновения были распространенной и систематической практикой. В соответствии с Конвенцией о насильственных исчезновениях 2006 года это является преступлением против человечности и не имеет срока давности. Уловки с прекращением дела, с сокращением списка исчезнувших в конечном счете силы не имеют", – заключает Черкасов.
21 октября юристы правозащитного центра "Мемориал" направили представление в Комитет министров Совета Европы, указав, что рекомендации ЕСПЧ и Комитета министров по расследованию и профилактике насильственных исчезновений на Северном Кавказе не исполняются в России и регулярно происходят новые подобные случаи.
Схема исчезновений
Новости о похищениях жителей Чечни, к которым причастны силовики, поступают из республики до сих пор. Так, в октябре находящиеся за пределами России авторы чеченского оппозиционного телеграм-канала NIYSO заявили о похищении трех жителей села Новые Атаги в Шалинском районе республики. В этом же месяце им стало известно и о похищении пяти человек в аэропорту Грозного – тогда оппозиционные активисты связали это с нападением на силовиков в Гудермесе. О последовавших за этим рейдах также писал чеченский оппозиционный телеграм-канал 1ADAT.
Одной из самых заметных историй бесследного исчезновения в Чечне стало дело Салмана Тепсуркаева – бывшего модератора чата канала 1ADAT. Он пропал 6 сентября 2020 года в Геленджике: его увезли люди, которые представились сотрудниками МВД. Позднее в чеченских пабликах было опубликовано видео, на котором Тепсуркаев ругает себя и садится на бутылку. Последний раз его телефон геолоцировали на территории полка патрульно-постовой службы полиции имени Ахмата Кадырова.
Случаи, когда очередного жителя Чечни увезли в неизвестном направлении вооруженные люди без опознавательных знаков, происходят каждый год, пишет в своем телеграм-канале глава "Команды против пыток" Сергей Бабинец: "Чаще всего схема насильственного исчезновения выглядит так: человека задерживают у себя дома, либо приглашают неформально прийти побеседовать в полицию, останавливают на улице, после этого человек пропадает. Власти потом либо отрицают причастность к исчезновению, либо сообщают, что после беседы человека отпустили, а куда он после этого ушел, полиция не знает".
Число пропавших без вести в республике называют чудовищным администраторы оппозиционного телеграм-канала NIYSO.
"Это может быть связано либо с тем, что в Чечне действуют вооруженные банды похитителей людей, как в Мексике, против которых бессильны силовые структуры, либо с тем, что сами российские сотрудники занимаются похищениями людей. С учетом того, что в республике огромное количество силовиков и есть официальный статус "самого безопасного региона", остается лишь второй вариант", – заявил представитель движения на условиях анонимности.
В движении вспоминают дело местного жителя Мансура Умарова, который, по данным NIYSO, был похищен со своего рабочего места, а затем оказался в одном из РОВД Грозного: "Затем родственникам объявили, что он сбежал, но в розыск его не подали. Видимо, сами же помогли ему сбежать. Ну или просто убили, поэтому он теперь, как и многие другие, числится "пропавшим без вести".
По делам без вести пропавших чеченские следователи чаще всего возбуждают уголовные дела по статье 105 Уголовного кодекса – убийство, пишет Бабинец.
"Убедить следствие в том, что к делу причастны силовики, удается крайне редко, поэтому используется эта универсальная статья. Расследования подобных дел далеко не самая любимая категория у следователей в Чечне. Они, соблюдая формальный подход в расследовании, зачастую просто не могут допросить подозреваемых, либо не прикладывают к этому явных усилий", – говорит правозащитник.
Срок давности по уголовным делам, возбужденным по этой статье, составляет пятнадцать лет – если в статистике пропавших таких дел большинство, то в ближайшие пару лет мы увидим снижение показателей в Чечне из-за прекращения прошлых дел, добавил он.
"Если человек жив, найдут его быстро"
В числе без вести пропавших оказываются не только те, кто действительно потерялся, столкнулся с произволом силовиков или числится в этих реестрах со времен второй войны в Чечне, но также жертвы домашнего насилия.
На данный момент в списке, опубликованном на сайте Следкома, можно обнаружить имя, например, Седы Сулеймановой – уроженки Чечни, которая пыталась спастись от давления семьи и попытки насильно выдать ее замуж. В августе 2023 года чеченские силовики по заявлению ее родственников похитили Седу в Санкт-Петербурге и вывезли в Грозный. Только спустя полгода после ее исчезновения было возбуждено уголовное дело об убийстве – потерпевшей по нему признана мать девушки. При этом с заявлением в органы она не обращалась, указывали в кризисной группе "СК SOS".
5 февраля родственники Седы сообщили, что она якобы второй раз ушла из дома. Однако на следующий день сотрудники "СК SOS" звонили двум ее родственникам, которые убеждали правозащитников, что она находится рядом с ними, но отказались дать Седе трубку. 7 февраля в "СК SOS" со ссылкой на свои источники сообщили о возможном убийстве Сулеймановой.
В карточке розыска написано, что якобы в феврале Седа вышла из дома в Грозном и не вернулась. При этом изначально никто не объявлял ее в розыск как пропавшую, когда она ушла из дома в первый раз и уехала в Санкт-Петербург, комментирует координаторка кризисной группы "Марем", помогающей жертвам домашнего насилия, Екатерина Нерозникова.
"Тогда родственники знали, что она просто сбежала. А вот когда ее похитили, привезли в Грозный, прошло полгода – и родственники заявляют, что она пропала без вести. Понятно, что в реальности ее никто там не ищет: если человек жив и, например, выходит на улицу, скорее всего, найдут достаточно быстро", – говорит Нерозникова.
Здесь есть и обратная ситуация: иногда женщин, пытающихся спастись от домашнего насилия, родственники специально объявляют в розыск, чтобы насильно их вернуть домой. Это первое, что будет делать родственник, если женщина сбежала из дома, уверена представительница кризисной группы "Марем".
"У нас, например, цели нет скрывать от родственника, что его сестра, дочь, жена сбежала из дома. Наоборот, девушки, которые сбегают, как правило, обращаются в полицию и просят не объявлять их в розыск. Либо если они уже объявлены, то просят их с этого розыска снять, потому что они не пропали без вести, а ушли сознательно и не хотят информировать своих родственников о том месте, где они сейчас живут", – объяснила Нерозникова.
Международная правозащитная организация Amnesty International в апреле также направила в Управление Верховного комиссара ООН по правам человека представление о ситуации с правами человека в России. В нем отмечается "критическое" ухудшение положения за последние пять лет, выразившееся, помимо прочего, в "росте числа политически мотивированных преследований, принятии все более репрессивного законодательства, почти тотальной безнаказанности за нарушения прав человека". В частности, приведены примеры нарушений прав человека в Чечне.
Правозащитники подчеркивают, что "критиков местных властей в Чечне произвольно арестовывают и подвергают насильственным исчезновениям на фоне царящей в регионе безнаказанности". Это утверждение подтверждают примеры Салмана Тепсуркаева, модератора чата оппозиционного телеграм-канала 1ADAT, которого кадыровцы похитили, подвергали пыткам и, предположительно, убили, и Заремы Мусаевой, матери правозащитника Абубакара Янгулбаева, похищенной кадыровцами в Нижнем Новгороде и обвиненной в нападении на полицейского.