Федор Потехин – известный, но не понятый до конца

Уже очень скоро в частной художественной галерее Камилы Турисбековой состоится выставка картин художника Федора Сергеевича Потехина, которого еще при жизни называли южноказахстанским импрессионистом. Годы его жизни невелики – с 1928-го по 1996-й.

Пик его творчества пришелся на сложный для всех советских творцов период, когда слово «импрессионист» было, в общем-то, довольно-таки ругательным. Почти с таким же негативным окрасом, как слова «авангардист» и «абстракционист».
Это сейчас художника хвалят за смелость и дерзновение, творческую самобытность и неповторимость индивидуального стиля. А тогда…

Просто напомню реалии того времени. Неповторимую музыку композитора Дмитрия Шостаковича тогда называли «Сумбур вместо музыки» – таков был заголовок разносной статьи в газете «Правда». А великих литераторов Анну Ахматову и Михаила Зощенко вообще заклеймили позором в известном постановлении оргбюро ЦК ВКП(б), где объявили их злостными «формалистами», идеалистами, далекими от народных чаяний и, как следствие, изгнали из Союза писателей СССР. Без права печататься и просто выживать физически в самом буквальном смысле этого слова.

ХУДОЖНИК ПО ВОЛЕ СУДЬБЫ
Федор Потехин родился в большой семье оренбургских казаков, занятых обычным крестьянским трудом.
Скорее всего, мальчик никогда бы не стал художником, если бы не его величество случай. В деревню Богородск Оренбургской области приехал ссыльный интеллигент из Ленинграда, обративший  внимание на талантливого впечатлительного мальчика. Имя человека, который взял над ним наставническую опеку, к сожалению, кануло в вечность, но сколько их – неизвестных и безымянных – попало тогда в жернова политических репрессий, сколько их привило тягу к творчеству вот таким же самородкам из далекой глубинки…

Жизнь Федора изменилась самым кардинальным образом в 15 лет, когда он переехал в Туркестан. Это было сродни перелету на другую планету, где все было иным и непривычным. Однако жаркий климат, необъятные степные просторы, яркое многоцветье флоры и «многошумье» восточных базаров навсегда покорили и приковали его к этой гостеприимной земле.

Свою взрослую жизнь отрок начал с освоения вполне земной профессии. Поступил в ремесленное училище, где учился шахтерскому делу. После его окончания работал на Ачисайском рудном месторождении. Но наконец сбылась его заветная мечта: в 1947 году он поступил в Ташкентское республиканское художественное училище имени П.П. Бенькова.

Здесь опять-таки позволю себе небольшое отступление от темы. Это сейчас, спустя десятки лет, может показаться, что среднее специальное учебное заведение в Ташкенте – это действительно весьма  «средний», сугубо провинциальный и ничем не выдающийся образовательный объект. Но обратите внимание на дату. В 1947-м послевоенном году Ташкент был сосредоточием лучших творческих сил страны в результате массовой эвакуации народа в глубокий безопасный тыл или по той же политически-репрессивной причине. Среди них были представители московской и ленинградской культурно-творческой элиты, которые входили в профессорский состав многих учебных заведений города. Они преподавали как в высших, так и в средних специальных учреждениях Ташкента, не исключением было и художественное училище имени Павла Петровича Бенькова. Так что студент Потехин получил там великолепное академическое образование, позволявшее ему овладеть всеми тонкостями художественного ремесла, причем на самом высоком уровне. В студенческие годы он встретил свою будущую жену – Евдокию Камышину, талантливую и многообещающую художницу, а главное – верную единомышленницу до самого смертного часа…

Из художественного училища Федор Потехин вышел в 1952 году. С дипломом с отличием и квалификацией педагога по рисованию, черчению в средней школе и грандиозными планами на будущее.

Следующие годы молодого специалиста мелькают с калейдоскопической быстротой и яркостью. Вот он едет в близкий ему Оренбург, где работает в художественных мастерских, успевая навещать и жену в Ташкенте, и товарищей в Москве. Вот он уже преподает в своем родном «беньковском» училище. А вот он уже едет в Ленинабад (ныне Худжанд в Таджикистане), куда был приглашен для работы над огромной настенной росписью местного драматического театра.

В 1958 году Федор Потехин был принят кандидатом в члены Союза художников СССР, что было очень важной вехой, даже началом новой эры в жизни каждого советского художника. Что означало для них это членство? Социальный и профессиональный статус высшей категории? Это само собой. Но главное – член Союза художников имел гарантированные государственные заказы,  помещение для собственной мастерской плюс материальное обеспечение необходимым профессиональным инструментарием (вплоть до холстов, красок и кистей). Казалось, жизнь набирает обороты, лучшего и желать нельзя…

Но вдруг было принято решение о переезде в Чимкент, где у Федора Сергеевича было много друзей и соратников по беньковскому товариществу.

МЕСТО ТВОРЧЕСКОЙ СИЛЫ
Чимкент с Ташкентом, конечно, находился практически по соседству, но все же это была совсем  другая республика, другое окружение и новые хлопоты по обустройству семьи. Так что же, собственно, его погнало с насиженного ташкентского места?
Главной причиной, наверное, был его неспокойный гипердинамичный характер, требующий новых ощущений и впечатлений на пути к профессиональному совершенству, и не в последнюю очередь мятежная требовательная душа, не терпящая никакого «болотного» застоя.

Кстати, о гипердинамичности. Федор Потехин был из тех творческих людей, кто не мыслил себя без живого общения с людьми и природой. Чисто кабинетная работа ему была чужда по натуре. Поэтому с этюдником на плече его можно было встретить в самых разных географических точках огромного южноказахстанского края: на полноводных реках и водохранилищах, на дальних отгонах джайляу, в исторических местах с культовыми памятниками старины и наших живописных предгорьях…

Для таких людей есть точное слово –  «непоседа», но разве, сидя на месте, появились бы на свет такие замечательные полотна, как «Старый Сузак», «Аэропорт в Бетпак-Дале», «Сайрамская мечеть», «Дворик рыбака», «На джайляу», «Пейзаж с юртой», «Чабаны», «Баба ата» и многие другие. И вообще, Федор Потехин был неисправимым романтиком из плеяды истинных «шестидесятников», которые могли бы с полным правом сказать о себе словами из песни Юрия Визбора: «А я еду, а я еду за мечтами, за туманами и запахом тайги…»

Но это совсем не значит, что Федор Сергеевич был совершенно лишен какого-либо прагматичного начала. В его характере были ярко выраженные лидерские качества. Он умел поставить перед собой конкретную задачу и целенаправленно идти к ее воплощению. Вот и в Чимкенте он недолго ходил в «чужаках». Вскоре Федор Потехин стал не только одним из самых авторитетных персон на ниве изобразительного искусства, но и вступил в должность «уполномоченного» Союза художников СССР, отвечающего за творчество местного отделения союза исключительно перед Москвой. Побывал он и председателем художественного совета, и председателем ревизионной комиссии. Уже через год после переезда открыл свою первую большую персональную выставку.

Сейчас я держу в руках пожелтевшую общую тетрадь, озаглавленную рукой Федора Сергеевича как «Книга отзывов и предложений». Она датируется невообразимо далеким от нас 1963-м, то есть годом открытия выставки. На первом листе тем же мелким и летящим почерком написано обращение к зрителям: «Дорогие посетители!

Пишите больше своих замечаний. Они помогут мне в дальнейшей творческой работе над созданием будущих полотен». А дальше идут и отзывы, и предложения, и пожелания, и критика, которой художник никогда не боялся и к которой всегда был готов. А отзывы были разные – от самых восторженных до назидательно-суровых: мол, в некоторых работах «пахнет абстракционизмом», а порой звучат упреки в недостаточном отражении «современной жизни в колхозах, жизнерадостной работы на благо народа, на благо Родины».

Здесь я вновь возвращаюсь к тому, что в те времена к любому виду искусства – изобразительному, театральному, музыкальному, литературно-поэтическому – подходили с удушающей меркой «социалистического реализма» с его узкими тематическими рамками. Несомненно, искусство Федора Потехина своей широтой творческого мировоззрения явно выпадало из этого идеологического «Прокрустова ложа». Он забежал немного вперед своего времени и, как у нас часто бывает, был в полной мере оценен и даже признан классиком лишь только посмертно.

Был ли Федор Сергеевич Потехин счастливым человеком? Безусловно, да. Всю жизнь он занимался любимым делом, никогда не сходил с выбранной профессиональной тропы. Всю жизнь посвятил любящим его людям, своей семье, своим талантливым детям, которые, по большому счету, тоже пошли по его стопам.

Дочь Ольга Потехина – музыкант-пианист по образованию, вроде выбрала другую творческую стезю, но уже в зрелом возрасте тоже взялась за кисть. А сын Роман Потехин стал великолепным умельцем в области декоративно-прикладного искусства и достиг в этой сфере высочайшего филигранного мастерства.

Разумеется, были в жизни Федора Сергеевича, как  у всякого человека, свои профессиональные взлеты и периоды творческого ненастья. Один раз, еще в молодости, его пытались лишить членства в Союзе художников СССР. В другой раз, уже в зрелости, на него был написан донос в органы всесильного КГБ. Не всем нравилась его принципиальность в вопросах творчества и чести, не всем нравились его внутренняя свобода, непрогибаемость и полное безразличие к фальшивому славословию и карьерным пляскам по головам конкурентов.

Не очень-то счастливой оказалась его ялтинская эпопея, когда по воле обстоятельств семья переехала в Крым. «Как же несчастливой?! – воскликнут многие. – Это в Крыму-то? На берегах благодатного Черного моря?!» А вот не пришелся ему Крым по душе с его вызывающими «открыточными» красотами и постоянной курортной суетой.

Достаточно сказать, что за весь трехлетний  ялтинский период он написал лишь десять этюдов. Даже картину «Ай-Петри» он дописал уже позже по памяти, с великим облегчением вернувшийся, а точнее, сбежавший в любимый Чимкент, в Южный Казахстан, который и был его истинным домом…

Елена Летягина