Ангелы в пути. Как я увидел «Смотри на меня»

Владимир Грамматиков снял добрую сказку про очень недоброе время. Сентиментальное роуд-муви, где половина двухчасового действия происходит в интерьере товарного вагона. Куда влезли полати для сна, пять человек (иногда больше), загон для скотины (с живой коровой), пианино и прочий скарб. При этом вокруг шла активная жизнь переселенцев, и ещё в кадре оставался воздух. Кто разбирается в операторском искусстве, тот поймёт, чего это стоит. Владимир Грамматиков зарекомендовал себя добрым сказочником («Мио, мой Мио»). За злые моменты в новом фильме отвечал сценарист Андрей Кончаловский, способный изойти сарказмом на что угодно. Почему режиссёр, явно пишущий, сам не взялся за своё жизнеописание? Наверное, боялся переборщить со «сгущёнкой», детское восприятие не располагает к объективности. Так почему сказка во вполне жизненной истории из страшных послевоенных сороковых, когда родители боялись лишнее слово сказать при родных детях? Она в деталях. У московской оперной актрисы (дивой назвать поостерегусь), эвакуированной в начале войны в Свердловск, пропал муж. Не вышел за папиросами в ларёк и пропал, а уехал в Москву и с концами. Даже у детей возникли подозрения, что папа, попав в столицу, «схилял налево». Тем более, фронтовик-офицер… сколько таких вообще до дома не доезжали. Даже больше, чем вы думаете. Но у жены-актрисы сработала чуйка – муж арестован МГБ, история известная.. Следующий ход спецслужб – арестовать её как ЧСИР (загляните в словарь аббревиатур ), а детей по спецдетдомам. Было такое? Тоже сплошь и рядом. Значит, надо бежать, исчезнуть, так многие делали. Только зачем испытывать судьбу и ждать целый год, мучаясь в неизвестности? Почему не созвониться (в 1948-м уже не проблема) с московскими родственниками или друзьями, попросить поискать пропавшего мужа по столичным следственным изоляторам (как, например, в фильме «За нас с вами»).. И уже тогда принимать ответственное решение – строить планы на безмужью жизнь с четырьмя детьми на руках по месту жительства на гостеприимном Урале, или бежать-спасаться. Опять же, бежать куда? Мужественная женщина принимает решение – в родную ей Москву, где тётя живёт в районе Кунцево (тогда деревня). Вообще-то за всеми эвакуированными сохранялась их жилплощадь и отбиралась только по вынесению приговора. Но не хочет рисковать, предчувствуя худшее (это я размышляю). Тогда было бы логично раствориться на бескрайних просторах Родины, Москва в то время ещё не была такой резиновой, а паспортный режим с пропиской строго держал всех на контроле. А ещё корова, чья практическая польза в этой ситуации под большим сомнением – аналогия с библейским сюжетом о Ноевом ковчеге. Не проще ли было продать бурёнку ещё в Свердловске, если деньги нужны отчаянно (о чём идут бесконечные разговоры), а дети давно вышли из молочно-сосательного возраста? Я от души посочувствовал старшему сыну в этой семье, которому мать безапелляционно велела быстро найти грузовик для перевозки скотины от железнодорожной станции до тёткиного дома. Что называется, до первого милиционера, «левачество» в те годы совсем не поощрялось. В этот ковчег на колёсах иногда забредают посторонние. Один другого круче. Оперная самаритянка запросто пускает тётку в лагерном клифте, только что сбежавшую из под конвоя где-то неподалёку. И стоило ради этого бежать из Свердловска, наматывать себе ещё одну конкретную статью, когда можно было отделаться пятилетним сроком за недоносительство?! А тут даже года считать замучаешься. Активная участница бухаринской оппозиции такие подробности из жизни «друга всех детей и спортсменов» вывалила, что проще самим всей семьёй под колёса товарника – меньше мучиться. Но и старая ррреволюционерка тоже не семи пядей разума, незнакомым людям призналась, что конечная цель её – Астрахань. А как им в подвалах Лубянки да иглы под ногти (там этим баловались)? Исход один и тот же, только мук больше, в том числе, нравственных. И что мы (зрители) узнали нового об Иосифе Виссарионовиче? То, что бабником был и грязно приставал? Эка невидаль для ссыльного грузина, промышлявшего экспроприацией. Тем более странно звучит глубокомысленная фраза главной героини – «Вы мне на многое открыли глаза». Раньше, поди, считала, что Сталин святой. Тогда и самой не фиг бежать – «отец родной во всём разберётся». А ещё гбшник-майор, любитель аккуратного складирования трупов, которому многодетная (по сегодняшним, но не тогдашним меркам) мать отказала в интимной близости, да ещё по мелкому обнесла (на папиросы). 1948-й на дворе, красавец-мужик, обличённый невиданной на железной дороге властью… у его ног должны штабелями ложится любые, свободные и незамужние, с учётом послевоенного мужского дефицита, когда и старшеклассники шли за деликатес. Стрела Амура пронзила? Что-то слабо верится с учётом специфики его работы. Особенно бросилось в глаза, как светская в недалеком прошлом дама из актёрской среды причепуривалась перед этим свиданием. То есть, предполагала, что всё может закончится коленно-локтевой позицией в спартанских условиях служебного кабинета? Вводила в блуд, короче, с учётом личного полового воздержания длиною в год. А душка-майор вдобавок ещё и сентиментальным оказался. Найдя вагон коварной динамистки, размяк от кружки чая, поднесённой её дочерью, фактически положив с прибором на должностную обязанность найти беглую каторжанку. Так и самому недолго загреметь под фанфары на пять лет раньше своего шефа Лаврентия Павловича. Но стоп, критика! При всём вышесказанном, фильм оставляет приятное, в чём-то сентиментальное послевкусие в духе советских военных фильмов без войны в кадре. Это не семья ответработника ехала в полную неизвестность, это ангелы были в пути. Да, слабо веришь, что бывшая актриса оперы железной рукой держит дисциплину в своём маленьком домашнем царстве. Но игра на пианино, оперные арии из граммофона, щёлканье затвора фотоаппарата, детские фантазии дочери («папу срочно вызвали на станцию в Антарктиду»), грустный коровий взгляд (как они только с ней не задохнулись в одном ограниченном пространстве?!). Добрый мир против злого, что снаружи… с МГБ, инвалидами и пристанционной шпаной. И ведь побеждает первый (что в реальности почти не бывает). Одним появлением у вагона отца, которого выпустили известно-откуда за три дня до их приезда. И неважно, как он узнал, где их искать. Сразу вспоминается хрестоматийное шпаликовское: В сорок пятом угадаю, Там, где — боже мой! — Будет мама молодая И отец живой. И наворачиваются слёзы… Леонид Черток