«Государство не запретило нас, оно запретило себе видеть нас». Почему трансженщины — одна из самых дискриминируемых групп среди квир-сообщества?

Почему патриархат видит опасность в трансгендерных женщинах?

 

В конце 2022 года Никси приехала в Биробиджан по работе. Днем она пришла в кафе пообедать. За соседним столиком сидели двое мужчин, оба выпившие, один из них был в военной форме.

— А че-то у тебя волосы слишком длинные, — крикнул мужчина в военной форме Никси.

Приятель мужчины, охранник и кассирша кафе пытались успокоить мужчину, но это не помогло.

— Я не обязана соответствовать чужим ожиданиям, — ответила Никси.

После этого мужчина встал и направился в сторону Никси. Девушка по привычке отцепила от пояса мультитул, вытащив из него нож.

Мужчина, заметив лезвие ножа, остановился, а потом вернулся за свой стол, продолжая оскорблять девушку. Охранник пригрозил мужчине, что вызовет полицию. Никси ушла из кафе: «Ну его, такие обеды с неадекватными на закуску», — говорит она.

Никси уже несколько лет выходит из дома с мультитулом на поясе и газовым баллончиком в кармане.

— Если ты выглядишь хоть чуть-чуть феминно и живешь в неблагоприятном районе, тебе придется носить с собой защиту, иначе можно огрести проблем, — рассказывает она.

Никси 29 лет, о транспереходе она впервые задумалась в 18 лет, когда ее тело стало более мужественным. Сначала девушка хотела самостоятельно принимать гормональные препараты, но не решилась этого сделать — было «страшно угробить свое здоровье». Обращаться к специалистам Никси не хотела: в Хабаровске, где она родилась и выросла, сложно найти дружелюбных к транс-людям специалистов.

К 27 годам Никси устроила, как она говорит, промежуточный вариант: сменила стиль одежды и отрастила волосы, но «от себя не убежишь».

— Мысль, что у тебя чужое тело — это как камушек в ботинке, с которым ты постоянно живешь. Крутится эта мысль: «Ты не тот, за кого себя выдаешь». Так ощущается гендерная дисфория.

Летом 2022 года Никси рассказала своей девушке, что планирует начать пить гормоны и феминизироваться. Для нее новость о переходе не стала удивлением, чего не скажешь о маме. Ей Никси рассказала о себе в последнюю очередь. На тот момент они жили вместе — мама, Никси и ее девушка. У Никси было ощущение, что мама не примет новость о переходе, но девушка уже начала гормональную терапию.

После каминг-аута в Никси полетели вопросы: «Ты что, больной? Планируешь трахаться с мужиками?» Через две недели Никси с партнеркой переехали в другую квартиру. С мамой Никси общается редко. Женщина все еще называет ее по старому имени и обращается к ней в мужском роде.

Сделать каминг-аут на работе Никси не хватило смелости. В конце сентября 2022 года девушка пришла в офис — она работала инженеркой по ремонту медицинского оборудования — и сказала коллегам, что сделала транспереход, чтобы не попасть на войну.

Коллеги поверили и даже подходили с уточняющими вопросами: «А можно ли потом обратно поменять паспорт? А не проще ли было просто по здоровью получить отсрочку от мобилизации?»

Через полгода, когда гормональные препараты стали действовать и внешность Никси стала меняться, коллеги поняли, что переход — это не причина избежать мобилизации. На работе начались конфликты, и Никси пришлось уволиться.

Трансактивистка Екатерина говорит, что трансгендерные женщины действительно чаще сталкиваются с дискриминацией. У этого есть много причин, но главная заключается в патриархальной культуре. Фигуры мужчины и женщины в сознании большинства сильно разделены. У мужчины есть субъектность — он глава семьи, принимает решения и ответственен за них. Женщина воспринимается как объект — украшение мужчины.

Во многом патриархальные установки влияют на квир-людей. Например, общество обесценивает лесбийский опыт, потому что воспринимает его как нечто временное, а не серьезные отношения. Мужчины часто сексуализируют однополый женский секс. Во время каминг-аута женщины как лесбиянки, люди могут отреагировать фразой «Да у тебя мужика нормального не было», подразумевая, что ориентацию женщины может «изменить» мужчина. К геям отношение другое. Патриархальная культура не подразумевает, что у женщины есть способность «изменить» ориентацию мужчины. При этом, если гей делает каминг-аут, он теряет «статусность» и воспринимается как «ненормальный» мужчина.

Аналогичная ситуация и с трансперсонами. Трансфеминный переход в патриархальной культуре, по словам фем-квир-активистки, гендерной исследовательницы и комьюнити-менеджерки организации Quarteera e.V. Анны Ерошенко, представляется более опасным, нежели переход трансмаскулинного человека, потому что среднестатистическое восприятие трансфеминного перехода в обществе будет примерно таким: мужчина отказывается от своих привилегий и добровольно вступает в иерархию ниже.

— Представьте, что цисмужчина [цисгендерный человек — человек, у которого с приписанным при рождении маркером совпадает гендерная идентичность] выйдет на улицу в юбке. Все мы понимаем, что будет дальше — в крупном городе к нему быстро подойдут правоохранительные органы, в маленьком — какие-нибудь братки, потому что в патриархальной культуре мужчины не должны носить юбки, — заключает Анна.

Если среднестатистического россиянина попросить описать, какие ассоциации возникают у него при словосочетании «трансгендерный человек», он, скорее всего, начнет описывать трансфеминную персону с ярким макияжем и в эпатажной одежде. Куратор проекта чатов инициативной группы «Центр Т» Дэвид акцентирует, что в этом тоже особая разница в восприятии трансперсон. Проблема отчасти связана с репрезентацией людей. Российский обыватель черпает информацию из массовой культуры. Из-за этого у него смешиваются образы трансгендерных женщин, дрэг-квин, Верки Сердючки и новых русских бабок.

Зацикленность на трансженщинах российская власть заимствовала у западных трансфобов

 

За 46 секунд закончился бой в женском боксе во время Олимпийских игр в Париже 1 августа 2024 года. Итальянка Анджела Карини пропустила прямой удар в лицо от алжирской боксерки Иман Хелиф и отказалась продолжать встречу, сказав, что «ее никогда так не били». После этого премьер-министерка Италии Джорджа Мелони заявила, будто Хелиф на самом деле мужчина.

Через несколько недель, в августе 2024 года, в Иркутске появились баннеры «Мы за однополые драки», отсылающие к выступлению Хелиф. Многие российские ресурсы подхватили заявления премьер-министерки Италии и продолжили презентовать Хелиф как трансгендерную женщину, несмотря на то, что президент Международного олимпийского комитета Томас Бах опроверг эти обвинения. Хелиф родилась женщиной и никогда не определяла себя как трансперсона.

Баннеры в Иркутске разместил местный фонд помощи военным «Звезда», заявив, что Россия сегодня становится «символом мировоззрения отличного от разгула толерастии», объясняя, что позиция России — не консерватизм, а здравый смысл.

В США, Великобритании и других странах медийные персоны и политики тоже прибегают к трансфобным высказываниям. А их фокус чаще всего направлен именно на трансженщин.

По мнению трансактивистов, эта зацикленность на трансгендерных женщинах обусловлена историческим контекстом. В европейских и западных странах трансгендерное движение зародилось в середине 1970-х, у истоков стояли трансженщины. Это, в свою очередь, связано с правами женщин. Пока женщины еще не получили полную независимость, у мужчин она уже давно была. Из-за этого люди с мужской гендерной социализацией, среди которых были трансдевушки, быстрее приходили к возможности управлять своей жизнью и отстаивать права. Людям же с женской гендерной социализацией, среди которых были трансмужчины, намного сложнее в такой системе получить финансовую независимость, чтобы вступить в движение. Соответственно, общество в европейских и западных странах чаще сталкивалось с трансженщинами, поэтому и первые трансфобные высказывания были направлены именно против них.

Российский трансактивизм в этом контексте — уникальный. Он зародился в начале 1990-х и сформировался в начале нулевых — ключевыми лицами движения были трансмаскулинные персоны (“7х7” не публикует их имена, потому что многие из этих трансмужчин живут в России).

Программный координатор ЛГБТК+ группы «Выход» Неф Целлариус рассказывает: в России патриархальные установки действовали на людей сильнее из-за тоталитарного, а потом авторитарного режима. Из-за этого люди с мужской гендерной социализацией подвержены больше агрессии и осуждению, если заявляют о себе в женском роде. 

— Люди же с женской гендерной социализацией, среди которых есть трансгендерные мужчины, в странах бывшего соцлагеря были больше подвержены влиянию патриархата, — говорит Неф. — И это парадоксальным образом дало им больше свободы в защите своих прав. Когда ты в этой системе с рождения, то уже ничего не теряешь, когда начинаешь с ней бороться.

В этом эксперты, которые поговорили с “7х7”, видят заимствование западной риторики.

— Российское руководство считает полезным поддерживать все западные силы, выступающие против политического мейнстрима, включая [кандидата в президенты США Дональда] Трампа и [политикессы] Марин Ле Пен, — говорит исследовательница Яна Кирей-Ситникова. — Их попытки через трансфобию защищать интересы женщин вовсе не означают поддержку феминизма. Все это особенно занятно, учитывая, что они выступают за суверенитет России от западного влияния.

Трансженщины дольше находятся в процессе перехода — из-за этого они становятся мишенью для агрессии 

 

Весной 2022 года Ангелина (имя изменено по просьбе героини) вернулась домой в Томск из Хакасии, подошла к зеркалу, сорвала с него бумагу и посмотрела на себя. Около года девушка прожила в квартире, где были заклеены все отражающие поверхности.

На Ангелину из зеркала все еще смотрел незнакомый юноша, но теперь девушка понимала: вместо того чтобы избегать его, она может стать собой. В Хакасии девушка познакомилась с людьми, которым впервые рассказала о желании сделать транспереход — и эти люди поддержали ее решение.

Сейчас Ангелине 22 года, и она смотрится в зеркало от 15 до 20 раз за день. Так девушка убеждается, что хорошо выглядит.

— Несмотря на гормональную терапию, дисфория полностью не ушла. Я смотрю на надбровные дуги и мне кажется, что они мужские, — рассказывает она.

По словам Дэвида из «Центра Т», чем позже человек начинает делать транспереход, тем больше потребуется времени, чтобы достичь «пасса» (так на сленге трансгендерные люди называют возможность восприниматься обществом в желаемом гендере). В некоторых странах Евросоюза, США, Канаде, Австралии и других в подростковом возрасте персоны, если у них возникают мысли о переходе, могут с разрешения родителей принимать блокаторы пубертата, то есть искусственно прекратить изменения в теле. А уже определившись — начать гормональную терапию или отказаться от блокаторов — тогда начнется пубертат. 

Тогда процесс перехода происходит быстрее. В России блокаторы пубертата невозможно получить, если подросток планирует переход. Однако иногда российские врачи могут выписать такие препараты, если пубертатный период у ребенка начинается раньше восьми лет у девочек и девяти — у мальчиков.

Когда пубертатный период проходит, трансперсоны, в зависимости от того, какой переход собираются делать — феминный или маскулинный, находятся в разных условиях. 

— Трансмужчинам легче достичь мужского «пасса», — говорит исследовательница Яна Кирей-Ситникова. — Эффекты использования тестостерона проявляются быстрее: уже через несколько месяцев у многих начинает расти борода, ломается голос. Да, требуется мастэктомия [удаление молочных желез], но на первых порах эту проблему решают утяжками. У трансженщин изменения на эстрогенах в сочетании с антиандрогенами наступают позже, а у некоторых и вовсе не наступают — во всяком случае, в том объеме, в каком хотелось бы. Переход может затягиваться на годы.

С этими словами согласен и Дэвид. Он рассказывает, что общество быстро начинает воспринимать трансмужчин так, будто они родились мужчинами. С трансженщинами не так. Из-за этого у них часто могут возникать проблемы в обществе.

На работе, куда Ангелина устроилась после начала перехода, никто не знал, что она трансдевушка:

— Я уже достаточно хорошо "пассую", меня воспринимали как обычную цис. Некоторые парни даже звали на свидания, я, конечно, отказывалась — делать каминг-аут в такой среде для меня — большой стресс.

Когда Ангелина только начала делать переход, она работала продавщицей в продуктовом магазине. Там она сделала каминг-аут, после этого на работе начались проблемы.

Сначала начальница вызывала Ангелину к себе и отчитывала, что ее переход мешает другим сотрудникам работать, потому что они «только и делают, что обсуждают внешний вид» девушки. После начальница провела собрание, на котором коллеги по очереди говорили Ангелине, что им в ней не нравится. Их не устраивало, что Ангелина просит обращаться к ней в женском роде и использует косметику.

Агрессивнее всего вела себя товароведка: проходя мимо девушки в узком коридоре, она старалась физически задеть ее, например, толкала плечом. А однажды женщина подловила Ангелину, прижала к стене и угрожала избиением.

Через полгода работы в такой обстановке Ангелина уволилась:

— Мне было страшно приходить на работу, но очень сильно нужны были деньги, чтобы не бросить переход. Эта мысль, что я зарабатываю деньги, чтобы вложиться в себя, меня спасала.

«Трансдевушкам просьба — не писать»: цисгендерные люди сексуализируют трансгендерность, но строить отношения с трансженщинами не хотят

 

На «Реддите» (сайт, сочетающий в себе функции веб-форума и социальной сети) Ангелине часто пишут мужчины и просят скинуть интимные снимки. Некоторые открыто признаются: “Интересно посмотреть, что у тебя между ног, скинь фотку!”

Девушка игнорирует такие сообщения, но говорит, что подобные просьбы трансперсоны получают постоянно.

Дэвид из «Центра Т» объясняет, что сексуализированная объективация — общая проблема, которую разделяют как трансгендерные, так и цисгендерные женщины. Транслюди, правда, — еще и фетиш.

Ангелина общается с другими трансперсонами в группе в «Дискорде». Часто они рассказывают, что самое сложное для них — знакомиться. Даже в квир-приложениях люди периодически сталкиваются с трансфобией. Например, человек в процессе общения узнает о трансгендерности и прекращает диалог. А некоторые в своей анкете обозначают: «Трансдевушкам просьба — не писать».

Трансактивистка Екатерина рассказывает, что знакомства с цисгендерными людьми — острая проблема среди транссообщества, потому что понять — отвергли тебя по причине трансфобии или просто потому, что не сложилось общение, — сложно:

— Со стороны транссообщества есть такой нарратив: если меня отвергли, значит, человек трансфоб. Часто это можно встретить среди трансженщин-лесбиянок. А это вызывает в свою очередь противодействие со стороны лесбийских сообществ — мол, идите вы на фиг, обвиняете нас в трансфобии, а нам вообще-то и без вас хорошо жилось в своем комьюнити.

Исследовательница Яна Кирей-Ситникова критически относится к аббревиатуре ЛГБТ, когда речь заходит о трансгендерных людях:

— Она, как и многое другое, является западным заимствованием и подходит не во всех культурных и политических контекстах. Взяли и объединили достаточно разные группы — ЛГБ и Т — и вроде как у нас должны быть общие потребности и цели. Но в ЛГБТ-организациях раньше было непонимание, что надо транслюдям.

Причину, почему в ЛГБТК+ сообществе трансперсоны сталкиваются с трансфобией, фем-квир активистка Анна Ерошенко объясняет отсутствием видимости:

— На более ранних этапах ЛГБТК+ движения трансгендерных людей в сообществах было меньше, из-за чего их нарративы были менее заметны. К транслюдям относились и иногда продолжают относиться с опаской.

Некоторые радикальные феминистки трансфобно настроены по отношению к трансгендерным женщинам. Для них это мужчины, которые специально маскируются под женщин, чтобы попасть в их пространство. Трансактивистка Екатерина не видит в этом ничего удивительного:

— Если мы говорим про некоторых радфем и терф [с английского trans-exclusionary radical feminist — радикальные феминистки, не признающие транслюдей] с точки зрения некой центральной идеи, то они вообще-то выступают против гендерного опыта, который так навязывает женщинам общество: если ты девочка, то должна ходить в платье и быть покорной. И когда кто-то говорит, что тоже ощущает себя женщиной, хочет носить платья, то эмоционально это воспринимается как вторжение в пространство, которое годами активисткам пришлось отвоевывать.

«Каждая группа находится в своем микропузыре и из него не выходит»: циснормативность исключает опыт трансперсон

 

В 2022 году, когда Шошане было 18 лет, она убежала из дома к своему партнеру. Родители писали заявление в полицию о пропаже ребенка, потом как-то выяснили новый адрес, где жила девушка. Так в квартиру пришли полицейские. Девушка сказала им: «Я совершеннолетняя, где хочу, там и живу». Мужчины покивали и ушли. Через несколько дней вечером Шошана услышала стук в дверь — это были ее родители. Девушка не открыла им дверь.

Родители приходили еще несколько раз и стучались в дверь. Девушка снова сменила адрес. За два года Шошана общалась с мамой несколько раз — женщина продолжает называть ее старым именем.

Сейчас Шошане 20 лет, она живет в Екатеринбурге, работает поваром в ресторане, а в свободное время проводит встречи для трансгендерных людей.

Шошана часто слышит, что трансженщины сталкиваются с трансфобией, но чаще она обращает внимание на системную проблему — цисгендерные люди не принимают небинарных персон (люди, чье гендерное самоопределение выходит за рамки бинарной логики, строго разделяющей гендерные проявления на «мужское» и «женское». Небинарные люди также могут иметь опыт трансгендерного перехода):

— Каждая группа находится в своем микропузыре и не контактирует с другими персонами из других пузырей, — считает Шошана. — Мало мероприятий вижу, когда людям рассказывают о других гендерах и ориентациях, например, об асексуальности. Из-за незнания возникает непонимание. 

Программный координатор ЛГБТК+ группы «Выход» Неф Целлариус объясняет дискриминацию небинарных персон тем, что общество привыкло жить в бинарной системе (двоичное мышление, когда человек воспринимает остальных людей только как мужчин или женщин) и категоризировать многие вещи и явления:

— Абстрактное мышление — это эволюционное преимущество, благодаря которому человечество выжило. Именно оно заставляет нас раскладывать все на разные категории. Так человек может обрабатывать больше информации за короткий срок. Именно поэтому многим сложно воспринимать людей, которых мы не можем категоризировать.

Несколько лет назад, по словам Нефа, в ЛГБТК+ организациях тоже возникали дискуссии — включать ли небинарных персон в сообщество. В России даже среди транссообщества было популярно мнение, что во время перехода персона должна полностью изменить свою внешность, чтобы соответствовать определенному гендерному маркеру.

— Транссообщество тоже может быть трансфобным, — продолжает Неф. —  Трансперсон, которые не делали операций или не пили гормоны, могут не принять в сообществе. Сейчас таких ситуаций становится меньше, но все равно у некоторых есть представление, что если, например, ты трансфеминная женщина, то у тебя обязательно должны быть длинные волосы и ногти, а если ты трансмаскулинный мужчина, то обязан отрастить бороду.

***

Шошана ежемесячно обходит аптеки Екатеринбурга и покупает гормональные препараты для трансперсон, которым страшно делать это самим. Шошана считает, что помощь другим помогает ей избегать депрессивного состояния — так она чувствует, что не зря живет в этом мире.

Дэвид добавляет, что у транслюдей с государством и обществом всегда были другие отношения, потому что трансперсоны для этих институций более видимы. Гомосексуальный человек может идти по улице в гетеронормативной одежде и не подвергаться риску. А вот трансдевушке в гетеронормативной одежде в начале перехода будет страшен каждый шаг.

— Нас, транслюдей, видит и общество, и государство. Нам нужны медицинские процедуры, мы меняли документы. И если внешность у человека не соответствует фотографии в паспорте, как он будет жить, если документы привести в соответствие сейчас нельзя? Мы уязвимы тем, что мы видимы перед государством, поэтому оно на нас наезжает. Но запретив транспереход, государство не запретило нас, оно запретило себе видеть нас.