Кто я, кто другие: зачем подросткам трансцендентное мышление

Влюбленность, смущение, преданная увлеченность — все это связано с подростковым мышлением. Для меня это вылилось в болезненный интерес к миру природы — да такой, что однажды моя бабушка обнаружила в холодильнике пакет с коровьими глазами. Отец помог мне собрать их на скотобойне, чтобы потом препарировать.

Мне не хотелось никого напугать, просто я желала знать, как устроено зрение. Как и многие другие подростки, я стремилась разобраться, почему все устроено так, как устроено. Через некоторое время после увлечения глазами, я объявила себя гуманисткой, и мы с сестрой начали писать и наигранно исполнять песни, в которых пытались выразить свое недовольство глобальными несправедливостями.

Можно сказать, что в подростковом возрасте я плыла по большим океанским волнам — наблюдала, слушала, задавала вопросы и пыталась разобраться во всей этой сложной культурной и эмоциональной информации, которая на меня обрушивалась. Тридцать пять лет спустя я все еще очарована этими вопросами и тем, как подростки решают те же вопросы.

Вот ответы подростков из Лос-Анджелеса на мой вопрос о том, почему, по их мнению, некоторые люди в их районе совершают насильственные преступления:

«У них, типа, много эмоций. Они очень злятся, поэтому просто кого-нибудь убивают. Они слишком агрессивны».

«У каждого есть своя история. Что-то, что случилось с ними, что повлияло на поведение в будущем».

Разница между этими ответами незначительна, но очень важна с точки зрения развития мозга. Первый ответ описывает непосредственную причину преступления и представляет собой мышление, необходимое для обеспечения собственной безопасности. А второй показывает осознание широкого исторического, социального и культурного контекста, в котором совершаются те или иные действия.

Каждый подросток, с которым я работаю, независимо от уровня IQ, социального или экономического положения, обладает способностью к таким мысленным путешествиям во времени. Внимательно слушая размышления подростков и наблюдая за активностью их мозга, когда они лежали в нейросканере, мы с коллегами обнаружили, что мышление, способное гибко переключаться между настоящим, как в первой цитате, и прошлым, будущим и всем остальным, как во второй, буквально формирует их мозг. Во время такого эмоционально насыщенного, рефлексивного мышления, которое мы называем трансцендентным, потому что оно выходит за рамки текущего момента, ключевые нейронные сети активируются и деактивируются по сложным, динамичным схемам.

Эта способность мыслить абстрактно позволяет подросткам понять себя, свою семью, друзей, общество в целом, а также представить, каким может быть их место в мире. Со временем трансцендентное мышление формирует устойчивость к неприятностям и помогает достичь удовлетворенности жизнью, работой и отношениями. Наше исследование объясняет, почему подростки могут быть одними из самых дальновидных членов общества (и, наоборот, одними из самых эгоцентричных), и показывает, что для того, чтобы по-настоящему способствовать их развитию, родителям, школам и сообществам нужно уделять меньше внимания тому, что знают дети, и больше — тому, как они мыслят.

В середине 2000-х годов, когда я начала изучать нейробиологию, многие исследователи рассматривали подростковый возраст с точки зрения недостатков. Эксперименты показали, что, хотя центры мозга, отвечающие за автоматические эмоциональные реакции, развиваются рано, префронтальная кора, отвечающая за взвешенное и рациональное мышление, созревает только к 25 годам. Такие результаты убедили нейробиологов в том, что подростки не только менее осведомлены, чем взрослые, но и менее эмоционально стабильны и не несут полной ответственности за свои действия. «Волчок, вышедший из-под контроля», — так Роберт М. Сапольски из Стэнфордского университета описывал мозг подростка. С этой точки зрения, превращение подростков во взрослых людей требует не только накопления знаний и навыков, но и развития самоконтроля, чтобы обуздать их тягу к риску, сильные эмоции и чувствительность.

То, что увлечения подростков играют важную роль в их обучении, было ясно мне ещё в 23 года, когда я преподавала естественные науки в государственной средней школе недалеко от Бостона. Изучая не только природу, но и то, как природа создаёт культуру, я к тому времени уже успела пожить в принимающих семьях во Франции, России, Ирландии и Кении, накапливая знания о языках и повседневной жизни. Вернувшись в США, в колледже я специализировалась на французской литературе, параллельно посещая курсы естественных наук. Еще мне нравилось мастерить, но когда из-за пореза на руке мне пришлось отказаться от работы плотником-подмастерьем, я каким-то образом убедила Департамент образования Массачусетса позволить мне преподавать естественные науки в седьмом классе.

Та государственная школа была многонациональной: ученики говорили на десятках разных языков. Многие из них были иммигрантами и беженцами в первом поколении. Попадая в мой класс, они чувствовали себя зайцами в свете фар.

Однажды после урока по эволюции человека, на котором я показала видео, демонстрирующее, как могли жить ранние гоминиды в Восточной Африке, чернокожая девочка подняла руку. Марилла была способной ученицей, но она явно нервничала, и я видела, что одноклассники подталкивали её к тому, чтобы она задала вопрос: «Мисс Иммордино, почему, когда мы изучаем эволюцию человека, нам всегда показывают этих существ в Африке с тёмной кожей? Почему они всегда выглядят как чернокожие?»

— Потому что они живут на экваторе, — ответила я. — Там очень яркое солнце. Вы бы заболели раком кожи, если бы у вас не было много меланина.

Повисла ошеломлённая тишина. Эта тишина переросла в бурное обсуждение в классе, которое продолжалось несколько месяцев. Ученики использовали научные знания, полученные на уроках, чтобы понять, кто они такие в этом мире. Это меня зацепило. Почему они восприняли урок так личностно и эмоционально? И почему спустя долгое время после того, как волнение в классе улеглось, многие из моих учеников внезапно заинтересовались наукой?

Я начала изучать когнитивную нейронауку в вечерней школе и в конце концов поступила в аспирантуру Гарвардского университета в 1997 году. Еще в 1930-е годы натуралист и психолог Жан Пиаже заметил, что в возрасте 11-12 лет дети начинают абстрактно размышлять о морали и обдумывать сложные сценарии. Психолог Эрик Эриксон десятилетия спустя отметил, что подростки размышляют о своих ценностях и убеждениях, чтобы понять, кто они такие и как вписываются в общество. Еще несколько ученых характеризовали подростковый возраст как период формирования способности к абстрактному мышлению, которое вместе с повышенной социальной чувствительностью и эмоциональностью позволяет подросткам делать выводы о всеобщих принципах и скрытых личных уроках из конкретных переживаний и событий. Подростки словно вынуждены искать в этих связях более глубокий смысл.

Мне невероятно повезло: я занималась изучением этой темы под руководством нейробиолога Антонио Дамасио, который только что перебрался в Университет Южной Калифорнии со своей коллегой и супругой Ханной Дамасио. После десятилетий клинических исследований супруги Дамасио делали радикальные для того времени заявления о том, что эмоции не мешают рациональному мышлению, а стимулируют его.

Один пациент, известный как EVR, особенно хорошо продемонстрировал этот парадокс. Он был умным и успешным бизнесменом, был счастлив в браке и воспитывал детей. Однако после того, как ему сделали операцию по удалению опухоли мозга, всё изменилось. В ходе операции были удалены части нижней поверхности лобных долей его мозга, расположенные прямо над глазами и за ними. Когда EVR вернулся к работе, он начал принимать недальновидные бизнес-решения, что привело к предсказуемому банкротству. Он начал оскорблять тех, кого любил больше всего, и, казалось, был бесчувственен к их боли, словно не испытывая ни раскаяния, ни смущения. Вскоре он развёлся с женой, женился снова и опять развёлся.

С помощью исследований Дамасио и его коллеги продемонстрировали, что, хотя IQ этого пациента после операции оставался очень высоким, дефицит мозга мешал ему использовать свой интеллект этично или с выгодой для себя. Он вёл себя антисоциально и принимал решения, которые любому здоровому человеку показались бы иррациональными. И он был поразительно неспособен учиться на своих ошибках. EVR знал правила поведения и обладал необходимыми воспоминаниями, которые могли бы направлять его, но он не мог задумываться о последствиях своих решений. Дамасио понял, что эмоции EVR не влияли должным образом на его планирование и мышление, и из-за этого страдали социальные отношения.

В мой первый день в Университете Южной Калифорнии Антонио пришёл ко мне в кабинет. «Я бы хотел изучать социальные эмоции, — сказал он мне, пока мы пили итальянский эспрессо. — Я хочу понять, как мозг ощущает такие эмоции, как сострадание, восхищение добродетелью и презрение, — эмоции, которые лежат в основе человеческой морали, творчества, культуры и искусства. Никто ещё этого не делал. Вам это интересно?»

Этот день ознаменовал начало долгого пути, в котором я объединила знания, полученные в подростковом возрасте, во время путешествий, от своих семиклассников, профессоров из Гарварда, Дамасио и других коллег, а в конечном итоге — от своих собственных студентов и работы с ними. Это привело меня к новому способу изучения подросткового мышления.

В то время достижения в области функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), которая позволяет отображать кровоток в мозге, давали нейробиологам возможность отслеживать, какие области мозга активируются и деактивируются в разных состояниях сознания. Становилось возможным обнаруживать следы эмоций в мозге — не только признаки базовых переживаний, таких как страх высоты или отвращение к испорченной еде, но и «социальные» чувства, которые связаны с самим человеком, культурными идеями и артефактами.

Одним из первых сюрпризов, обнаруженных в ходе фМРТ, стало то, что даже когда человек просто отдыхал в сканере, ключевые области его мозга координированно активировались. Некоторые из этих областей относятся к наиболее энергозатратным тканям организма, потребляя больше глюкозы и кислорода, чем даже мышечная ткань. Почему такие энергозатратные области активируются во время отдыха? Оказывается, свободное, рефлексивное мышление чрезвычайно важно.

В 2001 году нейробиолог Маркус Э. Райчел из Медицинской школы Вашингтонского университета в Сент-Луисе и его коллеги описали сеть пассивного режима работы мозга — цепь областей в основном в центральной части мозга, которые, как мы теперь знаем, играют ключевую роль в формировании самосознания. Пассивная сеть работает когда человек мечтает, вспоминает значимый случай из прошлого или пытается понять сложную проблему. С тех пор многие исследования показали, что пассивная сеть также помогает нам испытывать сострадание, благодарность, восхищение или благоговение, а также проявлять воображение или творческие способности. Когда мы не сосредоточены на внешнем мире, мы всё равно не бездействуем — мы придумываем истории, верим в них и воображаем будущее, путешествуем во времени, чтобы изобретать идеи и извлекать смысл из своего опыта.

Работа пассивной сети затихает во время целенаправленной деятельности, такой как заполнение налоговой декларации или ловля мяча. В этот момент включается исполнительная управляющая сеть, чтобы вы не отвлекались. В конце 2000-х годов Уильям У. Сили из Калифорнийского университета в Сан-Франциско, Лусина Уддин из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и другие учёные выявили третью сеть — сеть внимания. Он связывает области, которые отвечают за состояние внутренних органов, и сообщает вам, например, когда у вас болит живот. Сеть внимания также участвует в возбуждении, которое вы можете испытывать, когда видите змею на своём пути, замечаете, что играет ваша любимая песня, или понимаете, что допустили ошибку в математической задаче, которую решаете.

После нескольких проб и ошибок я остановилась на удивительно простой экспериментальной парадигме. Мы рассказывали участникам короткие документальные истории, сначала в личном интервью, а затем снова, пока они лежали в сканере фМРТ. Сравнивая психологические реакции с паттернами нейронной активности, мы начали связывать чувства людей и их представления о мире с лежащими в их основе нейробиологическими механизмами. В нашей первой статье, опубликованной в 2009 году, сообщалось об очень важных предположениях.

Когда участники сообщали нам из сканера, что они глубоко тронуты историями, которыми мы с ними делились, мы замечали активацию в стволе головного мозга, который работает на уровне ниже сознательного восприятия и необходим для механизмов выживания, таких как частота сердечных сокращений. Мы также видели возбуждение в островковой доле, которая воспринимает внутренние сигналы организма, например, когда сердце бьётся от физической нагрузки, любви или страха, а также в передней поясной извилине — центре мозговых связей, важном для эмоций, мотивации и обучения. И мы отмечали активацию в заднемедиальных областях коры головного мозга — обширных областях, которые связаны с состояниями сознания, например, когда человек переходит от лёгкой анестезии к глубокой.

Таким образом, мы продемонстрировали то, о чём ранее предполагали Дамасио и другие учёные: социальные эмоции, такие как восхищение и сострадание, которые требуют сложных умозаключений о переживаниях, намерениях, убеждениях, ценностях, историях и воображаемом будущем других людей, задействуют многие из тех же систем мозга, которые поддерживают нашу жизнь. Сеть внимания не только воспринимает телесные сигналы, но и важна для любых чувств, в том числе для ощущения собственной значимости. Она делает так, что всё, о чём вы думаете, кажется важным, приятным, красивым, болезненным, отталкивающим, интересным или срочным. Это заставляет вас взбодриться, когда вы замечаете что-то, что вам небезразлично. И это способствует принятию решений и познанию — взвешиванию важности и срочности информации, чтобы переключаться между разными способами мышления.

Теперь мы знаем, что гормональный всплеск, связанный с половым созреванием, не только усиливает эмоции, но и запускает критический период пластичности мозговых сетей. Подростки остро реагируют на социальные и другие сигналы, которые заставляют ключевые сети перестраиваться в ответ на опыт. Этот продолжительный период развития мозга позволяет эффективно адаптироваться к ошеломляющему разнообразию физических и социальных условий — от экватора до Арктики и от групп охотников-собирателей до многомиллионных городов. Это важно для того, чтобы быть человеком.

В течение многих лет экспериментов и теоретических исследований я изучала, как в мозге работают сложные социальные эмоции, и в 2014 году открыла собственную лабораторию. В ходе серии исследований в Пекине и Лос-Анджелесе мы с моей студенткой Сяо-Фэй Янг задокументировали, как культура влияет на мозговые процессы, с помощью которых люди испытывают социальные эмоции, такие как восхищение и сострадание. Вместе с Дарби Саксби мы доказали, что у разных людей мозг реагирует по-разному, когда они испытывают социальные эмоции, и что их манера речи во время беседы может предсказывать эти стили нейронной обработки информации.

Работая с местными подростками и чередой блестящих студентов, я задалась вопросом, как в мозге подростков может сочетаться хаотичная смесь гормонов и новых способностей к социальному и эмоциональному абстрактному мышлению. То, что эмоциональная обработка информации у разных людей отличается и формируется под влиянием культуры, говорит о том, что люди, по крайней мере частично, учатся испытывать сложные эмоции — и что мы можем зафиксировать это обучение с помощью интервью в сочетании с фМРТ. Вместе с коллегами я в итоге запустила амбициозный проект, чтобы изучить, как способы осмысления у подростков связаны с механизмами мозга и как эти модели мышления могут со временем влиять на их мозг.

В 2012 году моя команда набрала 65 учеников в возрасте от 14 до 18 лет из государственных средних школ, обслуживающих многонациональные и малообеспеченные городские сообщества в Лос-Анджелесе, для участия в долгосрочном исследовании мышления и развития мозга. Мы предположили, что эти подростки сталкиваются со сложными проблемами. Мы показали им видеоролики с реальными историями о подростках со всего мира и спросили их, что они думают. В тот же день мы провели сканирование мозга подростков тремя способами, а затем повторили его два года спустя. В течение следующих трёх лет мы следили за ними с помощью онлайн-анкет и телефонных разговоров.

Все подростки хотя бы немного мыслили абстрактно и рассуждали об уроках, которые они извлекли из какой-либо истории, особенно если она была трогательной. Например, я показала девочке Айселе, участвовавшей в проекте, видео с Малалой Юсуфзай. Она жила в Пакистане и была полна решимости продолжать учиться, несмотря на то, что талибы запретили это. Я спросила Айселу, что она чувствует. Она ответила:

«Хм, эта история меня расстроила. Она хочет стать врачом и продолжить обучение, но ей грустно… потому что она знает, что её путь будет очень трудным».

Я кивнула, и, сделав паузу на несколько мгновений, Айсела продолжила:

«Это так мощно… Я имею в виду… это заставляет меня задуматься о моём собственном пути в образовании и о том, что я хочу поступить в колледж и стать учёным. И ещё больше, я думаю, меня поражает то, что не у всех есть такой шанс, чтобы двигаться вперёд по жизни и получать образование или заниматься тем, чем они хотят. Я имею в виду, что это неправильно».

Проявив эмпатию к конкретным деталям истории, Айсела вышла за рамки конкретики, чтобы рассмотреть личные и этические аспекты этой истории. Мы обнаружили, что все подростки могли мыслить трансцендентно, но некоторые, например Айсела, делали это гораздо чаще, чем другие. После интервью мы попросили каждого ученика отдохнуть в сканере фМРТ в течение примерно 10 минут, чтобы мы могли оценить взаимодействие между их мозговыми сетями. Мы также провели так называемую диффузионно-тензорную визуализацию, которая позволила нам измерить изменения в волокнистых пучках белого вещества мозга — путях, по которым взаимодействуют отдалённые области мозга. Наконец, мы получили изображения тканей мозга в высоком разрешении, чтобы оценить объём различных областей.

Если бы мы думали о мозге как о стране, ФМРТ-сканирование показало бы, насколько оживлен каждый город и сколько поездок или сообщений существует между городами; тензорная визуализация диффузии оценивает качество дорог; а структурные изображения высокой четкости отражают качество инфраструктуры каждого города. Объединив эти показатели, мы получили последовательную картину изменений в мозге с течением времени — и обнаружили, что это изменение было предсказано склонностью подростков к трансцендентному мышлению в первоначальном интервью.

Истории, которыми мы делились с подростками, были захватывающими. В какой степени подростки были мотивированы на то, чтобы понять глубинный смысл того, что они узнали? Мы обнаружили, что чем больше они размышляли над более сложными вопросами, тем сильнее увеличивалась координация между сетями головного мозга. Это открытие позволило предположить, что склонность подростков к трансцендентному мышлению могла помочь ключевым сетям более эффективно взаимодействовать с течением времени.

По мере того, как Айсела и другие подростки взрослели, они несли с собой эту склонность, уделяя время и усилия тому, чтобы осмыслять свой и чужой опыт. Также важно отметить, что во многих ключевых областях мозга, особенно в сетевых узлах в субталамическом ядре и лобных долях, более трансцендентное мышление со временем противодействовало возрастному истончению коры головного мозга. В классическом исследовании 1999 года Джей Гидд из Калифорнийского университета в Сан-Диего и его коллеги обнаружили эту закономерность истончения, сравнив развитие мозга у людей в возрасте от четырёх до 20 лет. Считается, что это истончение отражает повышение эффективности мозга по мере сокращения неиспользуемых связей. Исследования показывают, что на самом деле всё сложнее, потому что замедление истончения связано с меньшим стрессом и более высоким уровнем интеллекта. Интересно, что примерно у половины наших подростков трансцендентное мышление даже предсказывало увеличение объёма коры головного мозга — по-видимому, оно заставляло их мозг расти больше, чем обычно.

Примерно через пять лет после первого интервью и сканирования мозга молодые люди, которые демонстрировали более трансцендентное мышление и рост мозга, также сообщали о большей удовлетворённости жизнью — например, говорили, что им нравится, какими они стали. Мы обнаружили нечто фундаментальное: склонность подростка прилагать усилия для глубокого мышления и поиска смысла может сама по себе быть источником развития мозга, которое способствует благополучию.

В конечном счёте мы считаем, что трансцендентное мышление может быть для подросткового разума и мозга тем же, чем физические упражнения являются для тела. Мы считаем, что подростки, которые в наших интервью демонстрировали более трансцендентное мышление, относились к повседневной жизни с большим любопытством и вдумчивостью и использовали свои сильные эмоции, чтобы стимулировать это мышление, а не поверхностное и реактивное мышление. Наше исследование подчёркивает роль, которую подростки играют в развитии собственного мозга, когда они глубже понимают социальный мир.

Что это значит для общества? Наши школы, как правило, сосредоточены на том, что знают и могут делать ученики, а родители стремятся помочь своим детям преуспеть в этой системе, ориентированной на результат. Это правда, что подросткам нужен богатый, актуальный контент для изучения и что усердная работа учеников в школе будет важна для их будущих возможностей. Но наши исследования дополняют растущее число исследований, которые показывают, что в первую очередь мы должны сосредоточиться на том, как подростки думают и чувствуют. Например, какой смысл знать алгебру, если у вас нет желания использовать её при принятии финансовых решений? Какой смысл знать историю, если вы не способны глубоко задуматься об этике и о том, как история повлияла на  современное общество, ценности и институты? Зачем изучать естественные науки, если вы не можете использовать этот подход, чтобы отличать фейковые новости от рекомендаций, основанных на фактах? В трансцендентном мышлении подростки объединяют свои знания и навыки, а также сильную эмоциональную восприимчивость, чтобы наполнить свой мир смыслом. 

Сообщение Кто я, кто другие: зачем подросткам трансцендентное мышление появились сначала на Идеономика – Умные о главном.